Историческая память: механизмы формирования, трансляции и актуализации образов и событий прошлого

7-8 февраля в ИИАЭ ДВО РАН проходила традиционная годичная научная сессия, приуроченная к Дню российской науки и посвященная теме исторической памяти.

Открывая сессию, директор Института, академик РАН Н.Н. Крадин отметил, что проблема исторической памяти достаточно давно и успешно разрабатывается в российском гуманитарном научном сообществе, в частности, значительных результатов добился исследовательский коллектив под руководством известного отечественного учёного, члена-корреспондента РАН Л.П. Репиной. Однако современная геополитическая ситуация, сложившаяся в России и мире, заставляет нас снова обратиться к теме исторической памяти как одной из основ солидарности в обществе. Николай Николаевич справедливо назвал историческую память «мощным идеологическим оружием, относящемся к сфере национальной безопасности любой страны». В качестве примера он обратился к Украине, странам Прибалтики и Восточной Европы, которые сегодня, актуализируя «проклятье» советского прошлого, старательно «вымарывают» из памяти вклад советского народа в их освобождение от фашизма. В более чем 90 странах мира отмечается Международный день памяти жертв Холокоста, и в тоже время «в тени» остается несоизмеримо более высокое количество погибших в период Второй мировой войны в результате бомбёжек, от голода и холода, замученных оккупантами лиц среди гражданского населения СССР, Китая, Польши, Чехословакии и ряда других стран. Н.Н. Крадин отнёс историческую память к влиятельному механизму формирования коллективной идентичности, который активно используется в том числе бывшими советскими республиками Средней Азии. Весьма интересным представляется в этом отношении пример Казахстана, относящего «золотой век» своей государственности к периоду Золотой Орды. Подчеркнув крайнюю сложность, многогранность и важность поднятой темы, Николай Николаевич выразил надежду, что участникам сессии удастся внести свой вклад в её дальнейшую разработку.

Значительная часть истории, особенно той, которая относится к древности и средневековью, пишется по археологическим материалам. Кроме того, важной задачей археологии является сохранение материального культурного наследия, играющего весомую роль в формировании исторической памяти. Закономерно, что сессию открывал доклад ведущего научного сотрудника, д.и.н. И.С. Жущиховской «Междисциплинарный подход к «прочтению» археологического артефакта».  Своей задачей автор доклада поставила показать эффективность и целесообразность применения междисциплинарного подхода к исследованию и интерпретации археологических артефактов. Была представлена серия результатов исследований (2018 — 2022 г.) материалов из археологических памятников Приморья в хронологическом диапазоне 1 тыс. до н.э. – XIII в. н.э. Исследованы разные категории артефактов, алгоритм работы с которыми основан на использовании современных естественнонаучных неразрушающих методов анализа структуры и состава вещества. В частности, была изучена керамика с крашеным декором из памятников янковской культуры периода палеометалла. Впервые проведены определения состава пигментов, которыми пользовались древние гончары юга Дальнего Востока. Были исследованы литейные формы из памятников эпохи палеометалла, зафиксированы микроследы металлических сплавов форм из поселения Синие Скалы, по составу которых стало возможным уточнить их хронологию периодом железного века. Изучение состава полихромной фигурки из Ананьевского городища позволило идентифицировать объект как изделие стиля «красно-зеленого фарфора», производившегося в Северном Китае с рубежа XII-XIII в. и сыгравшего особую роль в развитии технологии китайских глазурей.

Историческая память выступает необходимым условием формирования  патриотизма. К теме патриотизма как духовной ценности обратился в своем докладе зав. кафедрой философии ДВО РАН, к. филос.н. А.В. Поповкин, опираясь на анализ работ видного русского философа И.А. Ильина. Докладчик объяснил, что его обращение к наследию И.А. Ильина обусловлено как отчетливой патриотической позицией философа, так и его заочной полемикой с Л.Н. Толстым по вопросам, связанным с патриотизмом и сопротивлением злу. Не менее важной причиной обращения к указанной теме стало отсутствие в российской культуре и науке ясной теории патриотизма. А.В. Поповкин выделяет исходный тезис Ильина о том, что разделение народов связано не с патриотизмом, а с естественными историко-географическими условиями. Он обнаруживает сходство позиции философа: «… каждый народ вынашивает и осуществляет духовные акты особого, национального строения и потому творит всю духовную культуру по-своему», с идеями С.М. Широкогорова о формировании психоментального комплекса этнических общностей. Докладчик указывает два главных положительных основания патриотизма И.А. Ильина. Во-первых, человек должен быть признателен своему народу и государству за создание условий, в которых он смог состояться как личность и вести духовную жизнь. Второе и главное положительное значение патриотизма состоит в том, что он есть «… акт духовного самоопределения, указывающий человеку его собственную творческую почву и обусловливающий поэтому духовную плодотворность его жизни». Несмотря на ряд ценных соображений, высказанных Ильиным о природе патриотизма, А.В. Поповкин признает, что философ оставил без ответа ряд важных вопросов: чем важно духовное самоопределение для человека? как возможно патриотическое «слияние с духом народа», о котором он пишет? в чем состоит и является ли общезначимой близость человека со своим народом и своей нацией?

Оживленную дискуссию вызвал доклад младшего научного сотрудника лаборатории антропологии Северной Пасифики, к.и.н. Д.М. Перцева «Историческая память и война смыслов: психоисторическое противостояние Россия — Запад». Автор доклада обратился к термину «психоистория», который в отечественной гуманитаристике не получил должного освещения. Однако, по его мнению, именно сейчас, когда противостояние Россия-Запад достигло пика своего развития, писихоисторическая война приобретает особую актуальность. Докладчик определил психоисторию как совокупность целенаправленных долгосрочных действий, целью которых является воздействие на сознание и подсознание определенной группы (элиты, народ, общество в целом). Цель психоисторической войны – перекодировка сознания, навязывание чуждых ценностей. Одним из разработчиков психоистории является американский историк и психолог Ллойд Демос, которому, по мнению автора доклада, удалось тонко уловить связь истории и сознания. Д.М. Перцев выделил три основных направления психоисторической войны: 1. искажение фактов; 2. концептуальный уровень; 3. метафизический или смысловой уровень. Он полагает, что наступление на традиционный уклад и ценности России со стороны Запада сегодня ведется на третьем, самом глубоком уровне. Наиболее важными, с точки зрения Запада, объектами психоисторической войны против русских являются фигуры Ивана Грозного и И.В. Сталина.

Одно из центральных и главных мест в исторической памяти нашего народа занимает Великая Отечественная война. В своем доклад «Дискурс исторической памяти о Великой Отечественной войне в дальневосточном обществе» ведущий научный сотрудник Отдела истории Дальнего Востока, д.и.н. Г.А. Ткачёва отметила, что формирование исторического нарратива о ВОВ является приоритетным направлением государственной политики, подкрепленным комплексом мер административно-правового, организационного и материально-бытового характера. В Приморском крае в течение 2019-2022 гг. ежегодно проводится конкурс «Отечество. Мое Приморье», одним из направлений которого выступает «Воинская слава России». Анализ 54 работ школьников в рамках данного направления показал, что 35% из них посвящены участникам войны, 24% — истории края во время ВОВ, 19% — истории войны и по 11% — детям войны и памяти. Г.А. Ткачёва рассказала о результатах опроса студентов ДВФУ об их отношении к событиям ВОВ (выборка более 100 человек). 62% опрошенных выразили свой интерес к событиям войны, 28% ответили, что «скорее не интересуются», и только 6% отрицали наличие всякого интереса. Основными источниками информации о ВОВ для студентов стали уроки и лекции в школах и ВУЗах, документальные фильмы, кинофильмы и театральные постановки, художественная литература, средства массовой информации, социальные сети, музеи и военные мемориалы, рассказы родственников и знакомых, научная литература. 75% респондентов выказали уверенность, что в СМИ и социальных сетях зачастую имеют место искажения фактов о войне. При этом к наиболее часто подвергающимся искажениям фактам относятся подвиг тружеников тыла и массовый героизм на фронтах. Опрошенные студенты показали наличие знаний об основных событиях ВОВ, только 1% не показали знаний ни об одном значимом событии. Среди руководителей антигитлеровской коалиции решающую роль опрошенные отвели И.В. Сталину (58%), и значительную – Ф. Рузвельту (58%) и У. Черчиллю (50%). Главными источниками победы были названы «героизм» (22%) и «патриотизм» (15%), «партизанское движение» (13%), «талант полководцев» (13%). Большинство студентов признались, что победа советского народа над фашизмом вызывает у них гордость (24%), патриотизм (19%), скорбь (19%) и восхищение (13%); но при этом 7% испытывают ужас, 5% не имеют никаких чувств, 2% — гнев и 1% — настороженность. Наибольшее чувство гордости вызывают патриотизм и героизм (41%) и подвиг тружеников тыла (35%). Около половины опрошенных (46%) затруднились с ответом на вопрос «могла бы сейчас России победить в Великой Отечественной войне?», 32 % ответили отрицательно, и 22% — утвердительно. Подводя итоги, Г.А. Ткачёва отметила, что формирование исторической памяти у молодежи определяется социально-демографической характеристикой, знаниями, умениями, ценностными установками посредством системы коммуникации, семейного воспитания, общего и профессионального образования, во взаимодействии со средствами массовой информации и учреждениями культуры.

Победа СССР над Японией в 1945 г. является неотъемлемой частью подвига советского народа в ВОВ. О сложной судьбе коммеморации Дня Победы над Японией в нашей стране рассказала ведущий научный сотрудник Отдела социально-политических исследований, д.и.н. Е.Н. Чернолуцкая. День победы над Японией как государственный праздник в СССР он был установлен указом Президиум Верховного Совета от 2 сентября 1945 г. с формулировкой: «3 сентября является днем всенародного торжества — Праздником Победы над Японией». В таком правовом статусе он просуществовал до 1995 г., при этом в 1945 – 1946 г. был нерабочим днем, а с 1947 г. стал рабочим. В первые два года празднование даты имело широкий размах, в последствие стало более спокойным —  с периодами подъемов и спадов, что в значительной степени определялись состоянием советско-японских отношений. Этот политический фактор стал решающим со времени образования Российской Федерации. Преследуя цели налаживания отношений с Японией и получения от нее кредитов, сделав уступки восточному соседу в признании «Курильского территориального вопроса», центральная власть России предприняла шаги и в отношении Дня победы над Японией, дабы не «травмировать» последнюю.

В 1995 г. был принят федеральный закон № 32-ФЗ «О днях воинской славы и памятных датах России». Однако в его перечне не нашлось места для Дня победы над Японией. Такое решение особенно болезненно было воспринято в Сахалинской области, где люди убеждены, что это принижает историческую значимость Победы русского оружия в сентябре 1945 г., оскорбляет патриотические чувства населения и становится угрозой внутренней безопасности страны в виде «ампутации исторической памяти». С 1995 г. Сахалинская областная Дума многократно вносила в Госдуму законопроект о дополнении перечня в законе № 32-ФЗ днем воинской славы: «3 сентября – День Победы над милитаристской Японией». Однако под разными предлогами, в том числе абсурдными, законопроект отклонялся.

Положение стало меняться в 2010-е гг. В принятом в 2010 г. законе установилась памятная дата: «2 сентября – День окончания Второй мировой войны (1945 год)». Нельзя не заметить очевидную разницу между ликующим «Днем Победы» и нейтральным «Днем окончания войны». В законе 2020 г. статус события был повышен до дня воинской славы с изменением даты: «3 сентября — День окончания Второй мировой войны (1945 год)». Но формулировка праздника «День победы над Японией» так и осталась вычеркнутой из правового поля.

Вторая мировая война как событие общемирового масштаба является влиятельным механизмом формирования исторической памяти и в других странах, в частности Японии, которая, выступив в союзе с фашистской Германией, потерпела сокрушительное поражение и оказалась оккупирована войсками США. Об особенностях идеологической демилитаризации Японии оккупационными войсками США рассказала в своем докладе старший научный сотрудник Центра глобальных и региональных проблем, к.и.н. Е.А. Горячева.  Она отметила, что в современной Японии всё более отчётливо заметна тенденция к историческому ревизионизму в ответ на привлечение Китаем и Республикой Корея внимания мировой общественности к проблемам военных преступлений Японии, принудительному труду, проблеме «женщин комфорта» во время войны на Тихом Океане. Наряду с наиболее радикальными проявлениями ревизионизма – например, отрицанием таких исторических фактов, как резня в Нанкине, даже среди аполитичных японцев растёт стремление максимально отдалиться от ситуации, когда Япония для поддержания добрососедских отношений со странами АТР должна от имени высших лиц правительства перманентно декларировать признание своей вины за события более чем 75-летней давности.

В российской исторической науке подробно освещена тематика послевоенных реформ японского общества оккупационными войсками США в области экономики и политики, но недостаточное внимание было уделено изучению комплекса мероприятий по идеологической трансформации населения Японии, и особенно насаждению чувства виновности её населения за ведение войны. Только в начале 90-х гг. XX века была рассекречена часть архивов с документами Генерального штаба Главнокомандующего союзными оккупационными войсками (GHQ/SCAP) генерала Д. Макартуром и его преемника М. Риджуэя (1945-1952 гг.), где описана политика США по демилитаризационной «перековке» сознания населения Японии, основой которой была программа «War Guilt Information Program (WGIP). Для реализации программы массово были привлечены СМИ Японии. Е.А. Горячева осветила этапы реализации программы, её цели и задачи, каналы реализации на примере радио и газет. Она выделила особенности донесения до японской общественности оценки действий союзников в войне на примере ядерной бомбардировки  США г. Хиросима и г. Нагасаки, и ведения Вооружёнными Силами СССР боевых действий с Квантунской армией, включая массовое взятие в плен японских военных. Докладчиком была дана оценка современной дискуссии об отношении к США и СССР/России в обществе Японии с учётом сформированных под влиянием программы идеологических установок, часть из которых продолжает циркулировать в обществе до настоящего времени.

Результаты проведенного анализа образовательных программ Японской общественной телерадиовещательной корпорации NHK как одного из механизмов трансляции и актуализации исторической памяти о Второй мировой войне освещались в докладе аспиранта ИИАЭ ДВО РАН Е.С. Ермаковой. Ею были проанализированы исторические программы, транслируемые на платформе «NHK for school» (NHK для школьников) и «Ко:ко: к:одза» (Лекции для старшеклассников). Значительное внимание уделено изучению фактов и событий, включенных в образовательные передачи, а также, подвергающихся забвению. Описаны визуальный ряд, сопровождающий повествование, и лексическая составляющая. Автор доклада пришла к выводу, что интерпретация событий Второй мировой войны в программах носит нейтральный характер, на первый план выдвигаются описания трудностей и лишений, испытываемых жителями страны в тот период, практически отсутствуют оценочные суждения. В целом, как отметила, Е.С. Ермакова, образование является одним из наиболее эффективных механизмов создания образов прошлого. Учебные материалы выступают наглядным источником для изучения исторического нарратива, так как им свойственна относительная непротиворечивость и упрощенность транслируемых представлений.

Одним из самых крупных и кровопролитных сражений, которые вела Япония в период Второй мировой войны, является Битва за Окинаву, результатом которой стала гибель около трети населения префектуры, преимущественно нонкомбатантов. О том, что Битва стала коллективной травмой, глубоко влияющей на идентичность современных окинавцев, отмечала в своем докладе «Битва за Окинаву: нарративы «постпамяти» в творчестве Медорума Сюн»  учёный секретарь ИИАЭ ДВО РАН, к.и.н. Ж.М. Баженова.

В процессе социального конструирования нарративов памяти важную роль играет литература, позволяя не только достоверно передать эмоциональный опыт, но и помогая травме изжить себя, будучи «проговорённой» через художественные образы. В окинавской региональной литературе произведения, посвященные войне и памяти, до настоящего времени занимают одно из центральных мест. Её наиболее ярким представителем, известным далеко за пределами Японии, является Медорума Сюн. Он принадлежит ко второму поколению переживших войну и для его понимания тех событий применим термин «постпамять» (postmemory), который ввела в 1992 г. профессор Колумбийского университета Марианна Хирш. Этот термин описывает, какое отношение имеют последующие поколения к личным, коллективным и культурным травмам, к изменениям, которым подверглось поколение предыдущее; к тому, что они «помнят» только благодаря историям, образам, поведению людей, среди которых они выросли. Процесс передачи информации происходит на таком глубоком эмоциональном уровне, что начинают создаваться собст­венные воспоминания. Таким образом, связь с прошлым в постпа­мяти образуется не за счёт процесса «припоминания», но за счёт во­ влечения воображения и проецирования. Опыт и идентичность Мэдорума Сюн как ребенка, чьи родители пережили войну, который вырос в месте, непосредственно связанным с военным прошлым, сильно повлияли и на его понимание войны, и на литературное творчество. В фокусе его работ часто оказываются спрятанные или подавленные индивидуальные воспоминания, которые хотя и выходят за рамки социально санкционированной коллективной памяти, но составляют её неотъемлемую часть. Акцентируя внимание на проблемах и границах восприятия Битвы за Окинаву, писатель поднимает новые вопросы о природе памяти и травмы, расширяет круг возможностей изображения войны.

К литературе как значимому источнику формирования исторической памяти обратилась в своем докладе «Историческая память о российских 1990-х в художественных произведениях дальневосточных авторов» научный сотрудник Отдела социально-политических исследований, к.и.н. Е.С. Волкова.  Она проанализировала поэтические и прозаические произведения, изданные в 2010 – начале 2020-х гг., где нашли отражение события и процессы, происходившие в российском обществе в «лихие девяностые» (такие оценки, как «прекрасные» и «святые» 1990-е, в художественных текстах дальневосточников автором до сих пор не обнаружены). Основная тематика, представленная в этих произведениях – развал экономики, снижение уровня жизни большинства населения, безработица, с одной стороны, и – практики адаптации, развитие предпринимательства и новые сферы занятости, с другой; резкое расслоение населения, трансформация системы ценностей, кризис идентичности и поиск новых точек опоры; распад СССР и снижение роли государства во многих сферах жизни социума; рост преступности и криминализация общества и пр. В то же время, литераторы констатируют, что вожделенные «свобода» и «демократия» быстро утрачивают свою безусловную ценность.

Необходимость «выживания» в постсоветской реальности красной нитью проходит через художественные тексты, посвященные этому периоду. Преодоление испытаний и успешная адаптация к новым условиям зачастую воспринимаются персонажами как личное достижение, служат основанием для самоуважения. В то же время, целый ряд героев литературных произведений испытывают боль за судьбу большой Родины и ностальгируют по советским временам. Картина эпохи и выводы, к которым приходят дальневосточные литераторы, в общем и целом, коррелируют с данными социологических исследований и заключениями ряда экспертов.

К этому же периоду 1990-х гг. обратилась в своем докладе «Работа памяти: воспоминания дальневосточников о 1990-х гг. в кратковременной и долговременной перспективе», старший научный сотрудник Отдела социально-политических исследований, к.и.н. Ю.Н. Ковалевская. По мнению докладчика, представление о «бурных девяностых» (они же «проклятые» или «святые») сложилось постфактум, в результате появления исторической дистанции. Характер и результаты 1990-х гг. являются предметом острых дискуссий и полярных оценок. Однако этот резкий антагонизм сам по себе указывает на то, что выработано некое общее знание, в рамках и по поводу которого возможен спор. Антагонизм в оценках вызван политическими и идеологическими разногласиями представителей различных социальных слоев и групп интересов. Современный дискурс 90-х имеет отправной точкой нынешнее состояние российского общества. Зрелое состояние системы позволяет выявить все несущие элементы структуры в исторической ретроспективе, показать их зарождение и развитие.

Исследования исторической памяти о 1990-х опираются в основном на воспоминания, интервью, мемуары, написанные постфактум, много лет спустя. Ранее автор доклада считала их первичными источниками, дающими максимальное приближение к эпохе в ее непосредственном, обыденном и индивидуальном восприятии. Однако исследование комплекса писем (343 шт.) и дневника, относящиеся непосредственно к периоду 1987 – 2000 гг. показало, что данные материалы – это уже литература. Сравнение исторической памяти с расстояния «несколько дней» и расстояния «несколько десятков лет» показывает совершенно разные результаты. Разные сами векторы стремления запомнить/забыть новости и события, их отбор/игнорирование, усилия по нормализации/драматизации пережитого опыта.

О метаморфозах исторической памяти в отношении российской императорской армии на Дальнем Востоке рассказывал в своем докладе старший научный сотрудник Отдела истории Дальнего Востока, к.и.н. Р.С. Авилов. По мнению докладчика, в исторической памяти глубже всего запечатлеваются наиболее яркие исторические события, как отрицательные (стихийные бедствия, войны, революции и т.п.), так и положительные (первый полет человека в космос, яркие победы на соревнованиях, завершение крупных строек и т.п.). Остальные – в зависимости от степени влияния на жизнь общества. Однако, как полагает Р.С. Авилов, развитие исторической памяти о русской императорской армии на Дальнем Востоке и наиболее ярких событиях с ней связанных, было нарушено политическими перипетиями ХХ в. В результате к настоящему времени лучше всего в исторической памяти сохранились две категорий событий. Отрицательные, но только те, с памятью о которых не боролись целенаправленно, например Русско-японская война 1904–1905 гг. При этом память о Манзовской войне1868 г., хоть и не приветствовавшаяся, но очень устойчивая в Приморской и Амурской областях в имперский период, в советское время оказалась практически стерта. Вторая категория событий – положительные, но почти исключительно те, которые признавались значимыми и достойными увековечения, как в имперский, так и в советский период истории России. Классический пример – героическая оборона Петропавловского порта в1854 г. Проблема заключается в том, что в результате, исторической памяти о многих важных событиях просто нет, и при взаимодействии населения с материальными следами этих событий возникают самые фантастические объяснения их существования.

В исторической памяти любого народа запечатлеваются не только значимые события, но и яркие исторические деятели. Для Китая таким деятелем выступает Лин Цзысюй (1785 – 1850), государственный чиновник высокого ранга, мыслитель, учёный, литератор, широко известный своей непримиримой борьбой с опиумной торговлей. Об актуализации  образа Линь Цзэсюя  в традиционной и современной историографии Китая рассказал в своем докладе ведущий научный сотрудник Отдела китайских исследований, к.и.н. С.Ю. Врадий. Составление биографий на протяжении веков занимало особое место в китайском историописании, обусловленное целями и задачами традиционной историографии Китая. Основной задачей биографического жанра являлось ортодоксальное воспитание лояльных трону государственных служащих. С.Ю. Врадий  обозначил особенности биографического жанра китайского традиционного историописания: относительную краткость, комплиментарный стиль восхваления, раз и навсегда заданный характер персонажа. Подобный портрет призван был отразить типологические характеристики человека, подпадающего под какую-либо категорию жизнеописаний. Составленные таким образом биографии являли своего рода пример, подтверждавший незыблемость конфуцианского этического стандарта, а представленные личные качества и характер деятельности канонизированного лица выполняли дидактическую функцию воспитания будущих поколений государственных деятелей в духе конфуцианской морали. Докладчик отметил, что для китайской историографии характерна устойчивость тенденций в описании роли той или иной исторической личности, при этом зачастую история сводится к противопоставлению «плохого» персонажа «хорошему». Как пpавило, эти тенденции присутствуют уже в сочинениях совpеменников таких пеpсонажей. Пpоникая в последующую литеpатуpу, они меняются в зависимости от политической обстановки и взглядов автора. Имя Линь Цзэсюя с почтением произносилось в императорском Китае, ему отдавали дань уважения в годы гоминьдановского правления, особенно высок его авторитет сегодня.

Целый блок докладов сессии был посвящен этнокультурной памяти. Так, например, главный научный сотрудник Центра истории культуры и межкультурных коммуникаций, д.филол.н. Т.В. Краюшкина в своем докладе «К вопросу о формировании исторической памяти: духовно-нравственные ценности красного движения в песенном фольклоре Сибири и Дальнего Востока» поднимает вопрос о достоверности / недостаточной достоверности / недостоверности такого источника сохранения и трансляции исторической памяти, как устное народное творчество. В настоящее время особенно актуальным становится и закрепление в сознании многонационального Российского государства перечня духовных ценностей, востребованности и принятия вошедших в единый перечень ценностей всеми членами (группами) общества; необходимы рабочие инструменты сохранения собственных (российских, традиционных, национальных) духовных ценностей и противостояния ценностям чужим и чуждым. При этом важно осознание того, что механизм сохранения своего, в том числе духовных ценностей, включается тогда, когда идёт активное противостояние.

В этом плане, как полагает автор доклада,  показателен опыт представителей красного движения, запечатленный в песенном фольклоре периода Гражданской войны. Как транслятор идеологии незначительной части российского общества, активно использующий традиционные механизмы воздействия устного народного творчества на сознание, формирование общественного мнения, песенный фольклор во время Гражданской войны  помогал транслировать идею красного движения и усваивать ее народными массами. Вместе с ним транслировался и комплекс обновленный комплекс духовно-нравственных ценностей. Песенный материал позволяет выявить законы функционирования духовных ценностей в народном сознании: уничтожение духовных ценностей связано с уничтожением их носителей, красное движение оценивается только как защитники ценностей, чтобы отстоять свои духовные ценности, необходимо уничтожить чужие.

Фольклорное наследие в качестве одного из источников по этнической истории коренных народов Амуро-Сахалинского региона рассматривает  ведущий научный сотрудник Центра истории культуры и межкультурных коммуникаций, к.филол.н. Л.Е. Фетисова в своем докладе «Образ прародины в фольклоре тунгусо-маньчжурских народов Амуро-Сахалинского региона». С этих позиций она проанализировала устное творчество удэгейцев, орочей, ороков (уйльта), нанайцев и других тунгусо-маньчжуров. Например, в фольклоре дальневосточных эвенков и негидальцев обычный маршрут эпических героев обоего пола показан как целенаправленное движение с запада на  восток. Эта картина совпадает с ежегодными перемещениями оленьих стад, но вместе с тем герои, как правило, показаны не как оленеводы, а как пешие охотники, что указывает на большую глубину фольклорной памяти. Убедительным подтверждением материкового происхождения ороков (уйльта) Сахалина можно считать наличие в их устном творчестве таких персонажей, как тигр и красные волки, не входящих в состав островной фауны. О роли маньчжурской составляющей в этнической истории нанайцев рассказывают предания о реальных миграциях нанайских родов с территории Северо-Восточного Китая на левобережье Амура. Наряду с этим имеются сюжеты, явно преувеличивающие роль предков современных нанайцев  в политической истории этого государства. Выделяются мифологические сюжеты, содержащие информацию о южных корнях ряда других этнических сообществ, например, рассказ о прибытии на тихоокеанское побережье народа удэге, ведомого Священным мотыльком. Л.Е. Фетисова  показала, что полезную информацию содержат не только произведения, ориентированные на достоверность, подробно преданиям, но и художественные повествования, имеющие установку на вымысел, в частности – сказочный эпос.

         Исторической памяти коренных народов Дальневосточного региона был посвящен и доклад ведущего научного сотрудника Лаборатории антропологии Северной Пасифики, к.и.н. Ю.В. Латушко «Роль ландшафтных представлений в исторической памяти коренных народов Дальнего Востока». По мнению докладчика, историческая память – явление многоуровневое. Под ним часто понимают коллективный образ пошлого, а также систему институтов и способов контроля данной информации. Не удивительно, что само явление не могло родиться раньше появления письменности, а с точки зрения функционирования не ранее возникновения национализма и национальных государств. Анализировать данное явление стали и того позднее – в эпоху модерна. Можно ли говорить об исторической памяти применительно к миноритарным этническим культурам, которые в недавнем прошлом имели традиционный или архаический уклад жизни, часто не имели собственной письменности и государства? Ответ на данный вопрос будет зависеть от понимания базового термина и элементов, его составляющих. Малая традиция осмысливает себя через сопричастность к большой. Для коренных народов Дальнего Востока России образы их прошлого вплетены в канву событий большой российской истории, однако содержат и свой уникальный компонент — социальную память, в основе которой лежит базовая посылка, объясняющая автономность внутри большой традиции. Интегральной частью выступает ландшафтная информация (объекты природы) и средства ее передачи (в первую очередь искусство). Ресурсы «знаковой информации и средства ее передачи», материальные объекты служат носителями социальной памяти. Реальные геотопы и биогеоценозы не фиксируются формальными метрическими способами в сознании носителей локальной культуры, а являются опосредованными психикой образами, которые формируют картину мира и выступают в роли референсов и маркеров социальной памяти.

Проблему актуализации этнокультурной памяти потомков белорусских переселенцев в Приморье на примере поминальных обрядовых практик рассматривает в своем докладе младший научный сотрудник Отдела этнографии, этнологии, антропологии И.В. Стрельцова. Традиция украшать кресты и надгробные памятники рушниками в дни общественных поминовений умерших (в родительские субботы, на Радуницу, Троицу и т.п.) была повсеместно распространена на основной части российско-украинско-белорусского пограничья, в местах выхода переселенцев. Использование полотенец (рушников) в ритуальных целях (навязывание на могильный крест на Радуницу) фиксировалось в Приморье ещё в последнее десятилетие ХХ в. – начале XXI в. у выходцев из северо-западных уездов Черниговской губернии в сёлах Суражевка, Васильевка и Многоудобное и др. Угасание этой традиции местное население объясняет тем, что современные мраморные надгробия стало неудобно обвязывать рушниками. В качестве примеров модернизации обряда были отмечены красные ленты или фабричные полотенца, повязанные на могильных памятниках. Приведённые материалы, по мнению автора доклада, свидетельствуют о том, что на современном этапе отдельные архаичные традиции, связанные с поминальной обрядностью белорусских переселенцев, претерпев определенные изменения, всё ещё сохраняются среди представителей старшего поколения сельской местности. Это дает основание говорить об этнокультурной памяти как об особом явлении, которое включает в себя культурные практики и представления, отражающие базовые ценности этноса и связанные с межпоколенной трансляцией этнической культуры.

Подводя итоги сессии, её участники высоко оценили важность и актуальность поднятой темы и признали, что докладчикам с разных методологических позиций и с привлечением нового эмпирического материала удалось осветить целый ряд малоизученных аспектов исторической памяти.

учёный секретарь ИИАЭ ДВО РАН,
к.и.н. Ж.М. Баженова